По материалам газеты "Русский Ивалид", №59 от 09.03.1917 г.
Во всех материалах по старым газетам и журналам сохранена стилистика и орфография того времени (за исключением вышедших из употребления букв старого алфавита).
Все даты по старому стилю.
Последние часы царствования Николая II
В ночь со 2-го на 3-е марта, в 4 часа 20 мин. утра, корреспондент «Утра России», добравшись на дежурном паровозе № 642, из Вишеры на ст. Ст. Русса, имел возможность встретить здесь царский поезд и быть свидетелем событий, предшествовавших отречению Николая II.
Поездов было два. Впереди шел свитский поезд лит. Б. под командой командира железнодорожнаго полка ген.-м. Цабеля. Поезд шел в полном составе и с полуротой железнодорожнаго полка и 20 человеками Своднаго полка. Остальная охрана разбежалась. Сзади следовал поезд лит. А. Николая II.
Из беседы с окружавшими государя лицами выяснилось следующее:
В 3 часа ночи под 1-е марта оба эти поезда, шедшие полным ходом, каждый с двумя большими американскими паровозами, прибыли на ст. Вишера. Государь был вызван государыней из Ставки в Царское Село.
Оказалось, что государю не была доложена ни одна телеграмма Родзянко. Не были доложены и телеграммы главнокомандующих, за исключением первой, посланной ген.-ад. Алексеевым. Вокруг него не было никого, только дряхлый старик граф Фредерикс, знаменитый адмирал Нилов, бывший командир гвардейскаго экипажа, а впоследствии дежурный генерал свиты его величества, и комендант царскаго поезда, он же дворцовый комендант, Воейков. Спутники государя много пили, и адмирал Нилов настойчиво уговаривал государя пить.
Больше всего Воейков и Нилов боялись, как бы царь не узнал правды о том, что происходит. И царь ничего не знал. В час ночи под 1-е марта ген.-м. Цабель, возмущенный, заявил Воейкову, что это недопустимо, и что, если они не пойдут к государю и ни доложат ему немедленно обо всем, то он сам, устранив их силой, пойдет к нему и скажет все. Тогда Воейков сказал, что сделает это сам.
Выяснилось, что государь спал: он был утомлен. Ему сообщили, что в Петрограде революционеры, студенты и хулиганы взбунтовали молодых солдат, что эти молодые солдаты, отправившиеся к Государственной Думе, терроризировали депутатов и что Родзянко, под влиянием Чхеидзе и Керенскаго, уступил, а город захвачен чернью и взбунтовавшимися солдатами. Однако, достаточно каких-нибудь 4-х хороших рот, чтобы разогнать их.
На ст. Вишера в 2 часа ночи, когда оба поезда стояли в тупике и набирали воду, государь проснулся, вышел в столовую,—четвертый вагон,—вызвал Нилова из соседняго вагона и спросил:
— Скажите, что же, творится в Петрограде?
Нилов отвечал:
— Большие беспорядки. Но не такие, чтобы их нельзя было подавить в один—два дня.
В это время в вагон вошел Воейков и сказал:
— Сейчас здесь, на ст. Вишера, получена телеграмма, из которой видно, что из Могилева идет на ст. Дно поезд с 700 георгиевскими кавалерами
(эти георгиевские кавалеры направлялись, собственно в Царское Село представляться государю. По слухам, они должны были поднести ему георгиевский крест 3-й степени).
Вместе с ними направлялся в Царское Село генерал Н. И. Иванов.
— Государь! Этих доблестных героев, довольно! — сказал Воейков,—их достаточно для того, чтобы ваше величество, окруженные этой славной свитой, могли явиться в Царское Село. Там вы станете во главе верных вашему величеству войск царскосельскаго гарнизона и двинитесь в Петроград к Государственной Думе. Там взбунтовавшияся войска вспомнят царскую присягу и сумеют справиться с молодыми солдатами и революционерами.
В этот момент в поезд вошел генерал-маиор Цабель:
— Все это ложь! Государь, вас обманывают. Вот телеграмма. Смотрите, она помечена: «Петроград, комендант Николаевскаго вокзала, поручик Греков». Вы видите, тут предписывается задержать на ст. Вишера поезд лит. А, а затем направить его в Петроград, а не в Царское Село.
Государь вскочил.
— Что это? Бунт? Поручик Греков командует Петроградом?
Тогда Цабель сказал:
— Ваше величество, в Петрограде 60.000 войск, во главе с офицерами, уже перешли на сторону временнаго правительства. Ваше величество объявлены низложенным. Родзянко объявил по всей России о вступлении в силу новаго порядка. Ехать вперед нельзя: на всех железных дорогах распоряжается депутат Бубликов.
В крайнем изумлении, растерянности и гневе государь воскликнул:
— Но почему же мне ничего не сказали раньше об этом? Почему говорят только сейчас, когда все кончено?
Но через минуту он со спокойной безнадежностью сказал:
— Ну, и слава Богу! Я поеду в Ливадию. Если потребует народ, я отрекусь и поеду к себе, в Ливадию, в сад. Я так люблю цветы.
Цабель развел руками и вышел из вагона.
А Воейков, поручив государя Нилову, вышел из поезда и приказал вывести поезд из тупика, чтобы двинуться вперед. В это время смазчики попортили паровоз поезда лит. А. Пришлось взять паровоз свитскаго поезда. Это потребовало полчаса. Ехавшие с государем 15 человек конвойцев вышли и следили, чтобы не испортили и второго паровоза.
Так, на рассвете 2-го марта двинулся этот последний царский поезд Николая II на ст. Бологое, имея целью во чтобы то ни стало прорваться в Царское Село. В первом за тендером вагоне находился взвод солдат железнодорожнаго полка и небольшой запас рельсов и шпал на случай, если будет испорчен путь.
Когда он перешел на Виндавскую дорогу, недалеко от ст. Дно, была получена телеграмма, что гарнизон Царскаго Села тоже стал на сторону народа и что покинутая войсками императрица через коменданта царскосельскаго дворца просила Родзянко и Государственную Думу оказать защиту царской семье. В ней сообщалось также, что уже весь гарнизон Петрограда находится во власти Государственной Думы, что к ней со всех сторон сходятся войска и депутации и что жандармския и полицейския власти также признали новый порядок.
— Поехать в Москву? Мрозовский говорил, что Москва всегда отстоит меня.
Но на ст. Дно пришла новая депеша, которая сообщала, что московский гарнизон целиком на стороне новаго правительства, что арестованы все власти и что в Москве нет иных войск, кроме народных.
Тогда царский поезд стал метаться. От Дна до Бологого и обратно, тщетно стараясь прорваться куда-нибудь. Наконец на ст. Дно встретили поезд ген. Иванова, который доложил государю обо всем происходящем в столицах и сказал:
— Революционеры взяли в свои руки власть. Теперь единственное спасение—ехать в армию.
Одно из присутствовавших лиц из состава свиты государя утверждает, что в эту минуту ген. Воейков воскликнул:
— Теперь остается одно: открыть минский фронт немцам и пусть германския войска придут для усмирения этой сволочи!
Адмирал Нилов, как ни был он пьян, возмутился и сказал:
— Вряд ли это удобно. Ведь они заберут Россию и потом вам не возвратят.
Воейков продолжал настаивать, уверяя, что, по словам Васильчиковой, император Вильгельм воюет не с Николаем, а с Россией, питающей противодинастическия стремления.
Государь отвечал на это:
— Да, об этом много раз говорил Григорий Ефимович, но мы его не слушали. Это можно было сделать еще, когда германския войска стояли под Варшавой, но я никогда не изменил бы русскому народу.
Сказав эти слова, государь заплакал.
Затем, помолчав, прибавил:
— Если бы только уцелели в руках этих мужиков мои дети и жена, я уехал бы в Ливадию и там мирно доживал бы свой век, а Михаил пусть правит, как знает: его кстати и любят.
Вот еще слова, сказанныя Николаем при конвойцах:
— Я подпишу отречение, поеду в армию проститься с солдатами, а потом пусть делают, что хотят, я никому мешать не стану.
В последний раз я видел Николая в 4 ч. 30 м., в шагах двадцати от вокзала ст. Русса. Он вышел на площадку, землисто бледный, в солдатской шинели с защитными полковничьими погонами, его папаха была сдвинута на затылок. Он несколько раз провел рукой по лбу, рассеянным взглядом обвел станционныя постройки. С ним рядом, тяжело покачиваясь, стоял совершенно пьяный Нилов и что-то напевал. Постояв недолго, Николай вошел обратно в вагон. Поезд тронулся. Попасть в него я не мог.
Свежие комментарии